Однажды Маленький Человечек сидел и... просто сидел. Это было у пруда, где никто не мог его видеть. Все все равно бы увидели то же самое что и он: плоское небо прозрачно синего цвета, чистое (1 шт.); солнце, но старое, тусклое, много раз пользованное, поблекшее (1 шт.); вода – зеленовато-серая, в складках, неглаженая (1 шт.); деревья, прибрежные растения, кувшинки – в неисчислимом количестве и невообразимом беспорядке...
Однажды он пришел на это место еще раз... Маленькому Человечку просто нравилось лежать, а иногда подремывать в короткой, молоденькой, весенней травке. Он уже улегся поудобнее, и тут к нему пришла мысль и сказала: «Хорошо бы было здесь все прибрать...»
II. Однажды жил Маленький Человечек... Он был маленького роста, худой и хрупкий... все давно уже забыли имя Маленького Человечка, точно так же, как и про него самого. Даже если бы он был большим и сильным, все бы его продолжали называть Маленьким Человечком, ведь он был маленьким и незаметным среди других...
Однажды Маленький Человечек сидел и... просто сидел. Это было у реки недалеко от остановки поездов. Он видел то же, что и другие: солнце, которое бросало голубые монетки и лиловые крошки с неба в воду; деревья, которые гляделись в воду как в зеркало; желтые целлофановые пакетики, которые проплывали по поверхности воды, как осенью листья с деревьев; танцующие и и смеющиеся речные травинки, которые ломаются, если их немного согнуть... Маленькому Человечку нравилось в молоденькой травке, и он улегся поудобнее...
Однажды, когда он лежал в молоденькой весенней травке, мимо проходил поезд. Маленькому всегда было приятно видеть работающих людей, и поэтому ему нравились поезда, потому что они очень часто были нагружены нефтью, песком, древесиной, щебнем, которые везли неизвестно куда, куда-то... И поезд ехал, и поезд ехал, и земля тряслась, земля дрожала, и Человечек вместе с ней, боясь скатиться с земли в реку... Поезд уехал, земля осталась неподвижной, солнце было то же, те же деревья, речные травинки, те же самые пакетики... И Маленький Человечек так же лежал на земле в зеленой молодой весенней травке. Он был перепуган и, как всегда, забыт.
III. Однажды жил Маленький Человечек... Он был маленький и незаметный. У него не было ничего и никого. Он всегда приходил только в два места...
Однажды он увидел небо – оно было высокое, увидел землю - она была низкой, сразу под ногами... Маленький Человечек также видел, что по небу поднимается наверх серый дым от дома... Он понял: «Небо больше меня не удержит! Я никогда не смогу...»
Однажды пришло время проверить и увидеть...
Утро
Сегодня я проснулась и тут же посмотрела в окно, и там было серое утро. Долго лежать я не стала, быстро скинула одеяло, опустила ноги на пол с кровати, встала и думала уже идти, как заметила у окна довольно много людей, для нашей квартиры, конечно же. Они всё стояли, вглядывались через стекло вдаль, используя для этого даже бинокли и позорные трубы...
Я подошла, посмотрела через стекло и увидела, кроме серого утра, ещё и березки перед окном у плоских крыш гаража соседнего дома, недалеко дом - малосемейку, у которого раньше были фиолетовые стены, впереди ещё небольшой особнячок, немного далее шестиэтажку, за ними - сосновый лес. Подошла ближе к окну, посмотрела вниз – тропинка, цветничок, уже отцветающий, ведь только что была осень, кирпичные стены, въезд в гараж, помойка, машины рядом с ней... Странно. Но я ничего не вижу особенного, во что бы было нужно вглядываться.
Минуты через две появился на небе какой-то серый шар, большого размера, чуть больше моего роста в диаметре, неоднородной раскраски, напоминающий сжато-сконцентрированное облако, он был чуть темнее утра. Он быстро поднялся над лесом, но не очень высоко, и, похоже, набрав максимальную высоту, так же быстро, как и поднялся, опустился с глухим шумом чуть дальше лесу. Это заняло всего несколько секунд. Народ оживился. Похоже, увидели то, что хотели... Потом появился ещё один такой же шар и шлёпнулся, наверно, сантиметра на два дальше предыдущего. Люди начали всё это очень живо обсуждать...
– Это не в первый раз!
– Что будем делать?
– Почему они не долетают?
– Ничего, нужно только немного подождать! Скоро долетят!
Взлетел и опустился ещё один шар, места падений всё приближались к нам... А шары летали всё быстрее, наращивали скорость, словно кто-то разозлился на своё неумение точно попасть...
– А что в них особенного? – спросила я.
– А почему вы наблюдаете за этим? – задала ещё один вопрос я.
– А что эти шары делают? – продолжала я.
Какое-то время опять была тишина, всего около минуты, все молчали. Тут же все, один другого перебивая, начали говорить – обсуждение продолжалось.
– Как там обстоят дела в местах падений?
– А они могут попасть в нас?
– Если шары будут пролетать очень близко, пригнитесь, тогда они не попадут и пролетят мимо.
Шары взлетали с огромной уже скоростью, практически не свистя, из одного и того же места, каждый раз со всё возрастающим глухим гулом падений. Они постепенно опускались и падали всё ближе.
В какой-то момент я увидела, как один из них упал и разбился прямо на тропинке перед домом. Потом увидели – один сейчас пролетит этажом выше. Мы даже не стали пригибаться. Все были спокойны. Мы – на третьем.
Десятая доля секунды. Во мне проснулось беспокойство. Тут дом затрещал и затрясся мелкой дрожью, как в ознобе... Этажом выше...
Так... что-то не то... Что здесь происходит? Откуда это всё? А что это за шары? Мы ведь на третьем, а пролетело в четвёртый? Почему на тропинке осталась яма?
Побег
Я бегу по земле, бегу, не останавливаясь, падая, спотыкаясь, бегу... Ноги заплетаются, отказываются бежать, а я бегу... Вокруг мелькает сосновый лес, отдельные сосны, кое-где низкорослые кустарники, под ногами хвоя, неизвестно откуда появишиеся сухие листья...
Я бегу потому, что чувствую чьи-то взгляды на себе, чувствую чьё-то желание меня догнать. Не знаю, сколько бежала, сколько падала и сколько раз вставлю... Я боюсь оглянуться- за мной волки. Когда один. Когда целая стая несётся за мной и почти уже догоняет, и нет такой силы, котрая помогла бы мне оторваться от них... И я бегу. Я спотыкаюсь и бегу. Это уже кажется бесконечным.
Где-то впереди вдруг, совсем неожиданно и неизвестно откуда, появилась фигура – мой отец в военной форме с пистолетом в руках, совсем молодой, только что вышедший из университета, стоит и смотрит издалека сквозь меня, за меня, но не поднимает оружия, не целится, не стреляет. Он в безопасности – ему ничего не грозит.
А мне бежать.... Надо бежать, и я бегу всё медленнее и медленнее. Волки догоняют. Отец не поможет мне, я знаю.
Я бегу, спотыкаясь, падая и вставая... Но теперь япросто упала... Споткнулась об какую-то корягу и полетела вниз, в какой-то овраг... Я просто упала, может не вставать? Волки слишком близко. Я просыпаюсь.
Почему отец не помог мне? Мне ещё только четыре года. Меня еще нет.
Идёт снег
Идёт снег, пушистый-пушистый. Мягкий. Приятный. Идёт снег, покрывает всё собою, как вуалью, которая скрывает, но через которую всё просвечивает, это потому, что сегодня минус один. Что выпадет, то и растает. Перестал, снег перестал. Растаял. Как быстро!
Звон. Наверно, у меня выпала монетка, или упало что-то металлическое... Нет, ничего не упало, я всё осмотрела...
Опять пошёл снег. Но уже какой-то мелкий, твёрдый, неприятный. Ты даже не чувствуешь его прикосновения. Он падает в лужи и кажется мукой на поверхности очень жидкого теста. Но скоро и он перестаёт. Тает.
Звон. Наверно, у меня выпала монетка, или упало что-то металлическое... Нет, ничего не упало, я всё осмотрела...
А теперь уже дождь. Ну вот, как всегда! Как обычно! Как глупо, весь снег, который ещё кое-где боролся с теплом, промок до нитки и растаял. Противно.
Звон. Наверно, у меня выпала монетка, или упало что-то металлическое... Нет, ничего не упало, я всё осмотрела...
Откуда этот звон? Мне плохо, и у меня звенит в ушах?
Вдруг вокруг темнота, вспышка, красная с желтыми искорками, в глазах, лежу, и всё, что сверху, позеленело. Вроде отошло. Когда я упала, я ударилась не сильно – значит, не на асфальт упала, а на деревянный пол. Повернув голову направо, я увидела недалеко от себя знакомую стену… Я узнаю это место, здесь я должна была встретиться с одним человеком. Надо же было так упасть! Пытаюсь встать, но что-то пригвоздило меня... Вижу ногу, на ноге гарды... или гард? Как сказать правильно?
Резкий и сильный пинок cправа переворачивает меня со спины на левый бок. И оттуда идёт сильный удар ногой, которую я только что видела... Что-то хрустнуло. Меня ударили ногой по лицу. В носу неприятно – залило кровью там всё, дышать нечем, оттуда течёт, и слышу, как вначале робко капнуло, а потом потекло струёй на пол...
Теперь методично начал кто-то один обрабатывать пинками лицо... Это моё лицо! А кто-то второй стоит сзади и пинками же «поправляет меня», чтобы лежала на левом боку... Постоянно что-то хрустит и очень больно, так больно, что даже нет сил крикнуть, нет сил плакать...
Когда это кончится... Кто это... Что это... Мне больно? Я хочу дышать? А теперь я хочу видеть? Я никого не вижу...
Теперь я почти не чувствую боли – там уже нечему болеть, лицо – так себе, кровавая каша вперемежку с чем-то...
Чувствую удар в солнечное сплетение, меня скорчивает, другой удар выпрямляет... противный хруст! Сломали ребро или рёбра. В чем дело? Почему я только слышу ритм ударов и больше ничего? Нет, я ещё слышу ритмичный хруст ломающихся костей, выворачивающихся суставов, звук лопающейся кожи…Сначала я думала: умру, потом стало всё равно... Удары плавно переходят с одного участка тела на другой, обрабатывая всё, ничего не пропуская и не щадя...
Всё, наверно, конец? Почему больше не слышно звуков ударов... Я всё ещё лежу на левом боку, передо мной две ноги, потом слышу шаги, появилось передо мной ещё две. Эти две пары постояли, посмотрели, молча развернулись и пошли от меня... Потом одна пара развернулась (наверно, передумала?), аккуратным, натренированным пинком перевернула меня на спину, и я уже только слышала удаляющиеся шаги двух пар ног в подкованных железом гардах.
Почему я осталась лежать живой? Почему я осталась лежать живой? Почему меня не добили? Я ведь не упала?
Зима
Баллада
Солнечный диск встаёт из-под белого вороха снега,
Зевает, лучи разминает и тянется к сонному лесу,
Над лесом далёким клубится и вьётся парок,
Лошадка споро бежит и тянет тяжелый возок,
И кажется мне, что кто-то тихо, тихонько жуёт снежок...
В эту самую тихую, но злобно холодную пору
Не каждый решится выйти из тёплого дома...
Вот день настаёт, и вместе с ним приходят дела.
Там девушка пошла на озеро по воду, там парень снарядился
По дрова. И в каждой хате есть душа, усталая и злая,
Которая мечтает о покое. Зима, со скуки развлекаясь, говорит:
«Крепчай, мороз, и куй железо, строй ледяной мосток,
Быть может, ввечеру уж человек раздумает топиться,
И, может быть, к нему придёт душа, что на него не будет злиться».
Но рано вечер наступает, дела все зимние доделаны,
То там, то сям мерцает, пляшет огонёк, и слышны песни,
И каждый человек мечтает о своём, теперь уже ничто не может
Изменить движенье мысли. То один выходит, то другой из дома...
Следы все к озеру ведут... К утру засыплет, занесёт их...
И вот уж в озере, прижавшись лицами ко льду
И глядя в небо, качаются тела...
Снег ждёт свой час, чтоб освещать собою всё вокруг,
Кромешной ночью покрылся золотисто-радужный закат,
Луна, немного торопясь, крадучись, по небосклону
Выходит на охоту. Звёзды зажигаются на тёмном небе
И в лесах, гореть им до рассвета... Никто не ищет колеи,
Все по домам и спят, и воют волки, выходят тихо и бесшумно...
Если спящий сможет выдержать так много сна, то для него
Луна, быть может, ещё раз выйдет на охоту...
Но не скоро. Сейчас настало время предрассветной мглы...
MEGΛNE
Поразительно бывать осенью на одном и том же месте, наблюдать одни и те же вещи... вот стою и смотрю вдаль. С двух сторон тянутся жидкие деревья, постепенно переходящие в лес. Посреди леса, как парковая дорожка или шоссе, проходит нечто – рельсы и провода над ними. Встав на рельсы обеими ногами, подняв голову вверх, увижу птиц на проводах или одни голые провода, или птиц, медленно перекатывающихся по небу во всех трёх измерениях. А вот если я смотрю вдаль, то вижу всё это сразу, сплошной картинкой, а не мозаичным полотном. И мне открывается небо; оно напоминает шубку короткошерстной, старой, любимой собаки с отвисшими ушами, только почему-то голубовато-серо-белую... Небо тогда движется, как кожа на собаке во время ходьбы или бега, и создаётся ощущение, что от неба идёт тепло и что его можно погладить и по шерсти, и против шерсти. Немного опущу взгляд, пытаясь разглядеть деревья... Ветер сдувает листья с них вниз и в стороны. Они, беспомощные, покрывают собой такую же беспомощную землю.
Лежу и думаю. Вот будто белым колесом проехало по небу – осталась у горизонта белая колея. Светает – снизу доверху медленно двигается свет... Ткут? Нет, скорей всего, нет... Скоро я увижу над собой белое безумие-солнце. Оно не будет слепить, не будет греть, но будет навязчиво висеть перед глазами. Зима. А я не смогу отвести глаз, спрятать их где-нибудь, мне не хватает сил их даже закрыть. Почему нет ветра? Почему не идёт снег? Я хочу, чтобы ветер сдувал снег вниз и в стороны, как когда-то листья с деревьев. Я не могу видеть кровь на снегу, но я знаю: она есть. Снег не беспомощен, беспомощна я, он забирает мою кровь. А я лежу в снегу. Хочу, чтобы был ветер, и шёл снег, чтобы замерзло всё, чтобы покрыло и спрятало кровь, меня, кровь на снегу. Пусть пойдёт снег, иначе меня скоро найдут. Я не хочу больше видеть осень, небо, листья... это белое безумие. Почему я не могу отвернуться? Я хочу увидеть свою кровь на снегу...
Я всегда скрываю свои желания и мечты, никогда никому не открываю их. Если спросят, я скажу: «Не знаю». А я хотела умереть, всю свою жизнь мечтала об этом, умереть... Чтобы могли положить меня в открытый гроб, чтобы каждый мог попрощаться со мной, поцеловать меня, прикоснуться ко мне, чтобы все могли, те, кто любил меня, но которых никогда не любила я, те, кого любила я, но кто никогда не любил меня. Тогда прикосновения не вызывают отвращения или дрожи, тогда не наблюдают за тобой, и не наблюдаешь ты... Я знаю тогда, что всё происходящее не ложь, а правда... Ведь о мёртвых или хорошо, или ничего...
Это белое безумие... Только бы не нашли... Только бы не успели..
Интересно, а моя душа замёрзнет и превратиться в лёд, когда я умру и отпущу её на свободу? Удастся ли ей взлететь? Если удастся, то не упадёт ли она и не разобьётся ли?
Бригитта
Осень, не люблю я её... Это время года вызывает в человеке депрессию, будит воспоминания...
Но мне нравится осеннее небо, глубокое и холодное, объёмное и изменчивое: сегодня оно чистое, почти прозрачно-ледяное, завтра смеющееся и голубое, потом, будто обидевшись, начинающее плакать, на следующий день сердито-серое, скучающее и грустное (на это его настроение, к сожалению, очень трудно повлиять), а иногда тёмное, злое, бушующее, гоняющее по себе тучи и облака с неимоверной скоростью... Но каждый день небо не такое, как всегда. Оно напоминает мне глаза одной девушки... Загляни в них, и тебе покажется, будто человек сейчас заплачет, и самому захочется плакать...
Никто не знает, как и откуда она появилась в нашем парке... Но все помнят когда – осенью. Её появление было удивительным и непостижимым происшествием... Ведь каждый из нас знал друг друга чуть ли не с рожденья, для чужих наши аллеи, лесные чащи, парковые лужайки были недосягаемы...
Как она попала к нам? Кто провёл, кто показал дорогу? Никак. Никто. По-видимому, ей был открыт весь мир, но появлялась она только в парке, испещренном дорожками и тропинками, похожем на лабиринт. Она появилась тогда, когда парковые дорожки и лужайки уже были равномерно покрыты кленовыми листьями любых оттенков желтого, оранжевого, коричневого... Сами листья при дуновении даже слабого ветерка будто цеплялись за травинки, а те, что были на дорожках, улетали от него...
Её волосы (длину которых было тяжело определить, они будто то отрастали, то укорачивались на глазах) были черными, а кожа – белой, что редкость при натуральных тёмных волосах, серо-голубые глаза казались полными слёз. Она всегда гуляла по парку в длинных платьях и одеждах, под которыми даже при ходьбе едва можно было различить туфли c немного удлинёнными носами. Когда девушка шла, листья то расступались-разлетались перед ней, то убегали с хрустящим шелестом, иногда обиженным, иногда злобным, а иногда с удивленно-радостным. Некоторые будто пытались удержаться за подол её юбок, не отстать, остановить её… Она их, скорее всего, не замечала, или, может, не обращала внимания?
Когда мы подошли к ней впервые, она нам улыбнулась. Мне не понравилась эта улыбка. Нет, она улыбнулась приветливо, но всё же... ей просто не шла улыбка. Всей толпой отошли, так и не представившись, и продолжили гулять, оставив её.
Мы больше не делали попыток к сближению, но, говорят, если хотелось просто посмотреть на неё издали, не подходя близко, не заговаривая, нужно было прийти в парк. Через некоторое время она появлялась, словно приходила по зову, и никогда не было возможным уследить, откуда, с какой именно стороны… К ней нельзя было подходить близко и заговаривать, потому что она тогда сначала улыбнётся, а потом уйдёт, а догонять мы не имели права. Она исполняла желания любого – показывалась. Почему-то всех тянуло увидеть её в послезакатном, тёмном, мрачном уже парке, гулять одному, зная, что где-то рядом есть ещё кто-то. И меня тоже...
Однажды ранним утром, уже в середине осени, когда было ещё довольно тепло и туманно, а опавшие листья ещё не начали покрываться инеем или снегом, мы гуляли по дорожкам парка, кто поодиночке, кто небольшими компаниями. Почти одновременно все увидели пятно, лежавшее на небольшом возвышении из цветных листьев. Нам стало любопытно – в это время там никогда не бывает тени. Мы тихим шагом начали сходиться по мокрым, прилипшим к дорожкам и друг другу листьям к центру парка, где срастались почти все дорожки, и пошли посмотреть на пятно. С нашим приближением к цели пятно росло. Мы подошли ближе и увидели её. Она лежала с неподвижно открытыми глазами, в которых, как в стеклянном зеркале, отражались падающие листья, движения облаков, пробегавших по небу, небо... И улыбалась... Мы не могли отразиться в её глазах, потому что ближе подходить не стали. Зачем было подходить? Каждый из нас был уверен: Бригитта мертва...
В то осеннее утро бушевал сильный ветер, который без жалости разметал в разные стороны листья, мелкие веточки и пылинки дождя... Я не знаю, почему мы вышли, как обычно, гулять в парк. Листья бегали по парковым аллеям наперегонки, не давая прохода гуляющим. А мы все вместе гуляли, не разговаривая, быстрым шагом, обнимая спутников и спутниц, чтобы они не замерзли и чтобы не замерзнуть самим. Так шли, не оглядываясь по сторонам, всё вперёд и вперёд по дорожкам, пока не вышли на тупиковую; хотели развернуться и пойти назад, но в спину дул ветер, который бы начал нам дуть в лицо, если бы мы повернули... Все вместе пошли вперед. Метров за пять до конца дорожки, в траве, на тонком слое желтых листьев лежала она, с закрытыми глазами, с холодным, таким неподвижным, как и она сама, лицом, только волосы, которые были во власти ветра, то открывали, то закрывали её лицо, да длинные юбки шевелились, не открывая даже обуви. Девушка будто ждала, что кто-нибудь подойдет к ней, отогреет... Всем известно, мётрвым тепло не нужно; а каждый из нас был уверен: Бригитта мертва...
Утром, часов около десяти, мы вышли гулять в наш парк. Было тепло и солнечно, ветра не было, листья после недавнего дождя прилипли к дорожкам и друг другу, а те, что были на лужайках, – уже высохли; такой день в эту пору осени очень редок. Наши шаги далеко и звонко разносились по парку. Мы шли, почти не разговаривая, наверно, всем, как и мне, было немного грустно и все хотели насладиться сегодняшним утром. Каждый шел, погрузившись в свои мысли и почти не замечая остальных, но тут кто-то указал на тёмно-бордовые кленовые листья вдалеке. В нашем парке растут только клёны, а кленовые листья, опадая, прибретают многочисленные оттенки коричневых, желтых, оранжевых цветов, красного – редкость... Мы побежали наперегонки, чтобы набрать как можно больше этих литьев, но вскоре все остановились. Когда-то они были одного из цветов земли, а теперь были окрашены кровью, которая впитывалась в землю, траву, листья, на которых лежала она, открыв глаза и сжав губы. На её лице не было признаков боли – оно было безразлично. На ней не было видно следов ран. Откуда кровь? Каждый из нас был уверен: Бригитта мертва...
Приглашение
У меня нет ни бумаги, ни пера, ни ручки... Нет ничего, на чём можно было бы писать, и нет ничего, чем можно было бы писать... Нет ничего такого, что хотелось бы описать...
Тишина и покой... Серые дни, не наводящие на мысли. Безразличное солнце, не отвлекающее от того, что нет мыслей. Прохлада и даже холод, заставляющие забыть о мыслях вообще. Безлюдье и пустота, разрешающие делать всё, что придёт на ум, если мысли всё же появятся. Иногда появляется туман, а потом в самый неожиданный момент исчезает.
Здесь, наверно, хорошо умереть. Здесь, я знаю точно: хорошо засыпать. Здесь хорошо спится живым. И здесь хорошо спится мёртвым.
P.S. Приглашаю! Приходите и приезжайте! Попробуйте заснуть, и приятного сна!